Антон Сихарулидзе свою олимпийскую золотую медаль в Солт-Лейк-Сити выиграл не один, а в команде с Леной Бережной. Их и не воспринимают по отдельности. Их поклонники не верят, что их любовь — в прошлом. Остался мужчина, и осталась женщина. Великие, титулованные, талантливые и абсолютно свободные.

     — Если бы не было любви, то не было бы и пары, — это сказал он.

     — Говорят, настоящие мужчины в фигурном катании — это те, что в паре катаются.

     — Я не могу ручаться, что только в парном катании, потому что я знаю много одиночников, которые тоже настоящие мужчины, но в одиночном катании, особенно зарубежном, очень много ребят другого окраса. А парников я даже иностранцев никого не знаю, чтобы были другого цвета.

     — Есть мнение, что все партнеры — тираны. Даже про тебя такое говорят.

     — Тираны? Нет. На льду я могу себя жестко повести, но больше по отношению к себе. Иногда это выплескивается на Ленку, но мне кажется, что это даже помогает. Ленусик очень спокойная, и когда все гладко идет, она просто засыпает. Её надо вздергивать. Ради вздергивания я, конечно, не буду её бить, но прикрикнуть я могу, даже жестко сказать. Но конфликтов больших нет, потому что после тренировки я извиняюсь много раз. Я возмущаюсь только обстоятельствами.

     — О тебе говорят, что у тебя грузинский темперамент. О чем это они?

     — Это они про лед, потому что я совсем разный на земле и на льду. Друзья, вообще, считают, что я самый спокойный человек на земле. Ни одна неординарная ситуация не может сравниться с тем, что я переживаю на льду, поэтому я и приучил себя не дергаться. Я разный, и чувствую это.

     — А можно что-нибудь такое сделать, чтобы ты подрался?

     — Очень много можно сделать. Я всегда ревностно к девушке отношусь, если она у меня есть. Сам лезть не буду, но вступиться обязан.

     — Первая любовь когда была?

     — Я еще в школьном возрасте был, а она немного постарше меня. Это, пожалуй, была единственная девушка из моего окружения, о которой они хорошо отзывались. Она не имела отношения к фигурному катанию, врачом хотела стать. Сейчас уже замужем, с ребенком.

     — Это была твоя первая женщина?

     — Да.

     — А семья будет?

     — Будет. Только теперь я и могу об этом задумываться. Какая может быть семья параллельно со спортом.

     — Ты мечтал в детстве стать кем-нибудь?

     — Летчиком. И маме все время об этом твердил. Я и фигурное катание не рассматривал, как профессию. А самолеты очень любил, запах помнил, после того как мы слетали с папой в Кисловодск.

     — На быстрой машине, наверное, гоняешь, летчик?

     — До двухсот однажды разогнался. Но у меня нет опыта вождения на таких скоростях, просто хотел узнать возможности автомобиля. Я считаю, что это никому не надо — лишиться жизни, ради того чтобы прокатиться.

     — Какие отношения с машиной?

     — Масло не могу поменять, колесо могу. Вообще, когда три года жил в Америке, где делать мне было после тренировки нечего, я любил ухаживать за машиной. Мог её полировать, мыть, внутри, снаружи, часами проводил время, но только потому, что нечего было делать.

     — Несчастный. А дома что происходит с порядком?

     — Если нет спешки, то у меня образцовый порядок. Я, вообще, чистюля. Чтобы все лежало по полочкам очень важно для меня.

     — А сам полочку прибить?

     — Ну, только если полочку, хотя в съемной квартире в Питере даже обои клеил.

     — А готовить?

     — Очень редко. Тем более сейчас не хочется убивать время на готовку. Впрочем, меня папа научил готовить симпатичный салат с огромным количеством овощей, вот мне и нравится их кромсать и резать. Мариновать мясо тоже люблю, но всегда кажется, что кто-то другой делает лучше и вкуснее, поэтому предпочитаю угощаться.

     — Пьешь?

     — Виски, «Байкал», сок «Оле» мне нравится, причем, в последний я еще и вкладываюсь финансами.

     — Алкоголем напиваешься?

     — До беспамятства никогда, но бывало сильно.

     — И как к этому относишься?

     — Ой, плохо. Когда напьюсь, еще ничего, а с утра очень плохо.

     — Какое твое время суток?

     — Ненавижу утро и люблю вечер и ночь, потому что жизнь начинается только вечером, а утром я в коматозном состоянии.

     — Проведя двадцать один год в фигурном катании, ты когда-нибудь видел допинг?

     — Если бы существовал допинг, улучшающий координацию, то я бы его не только увидел, но и попробовал бы. В фигурном катании вообще нет допинга, потому что нам не нужна выносливость для пятидесятикилометровой лыжной гонки.

     — Зачем же тогда писать на допинг контроле каждую неделю, после каждого турнира?

     — Чтобы еще и еще раз доказать всем, что допинга у нас нет.

     — Ты говорил, что можно назвать жизнь сложившейся, если получить олимпийское золото. О чем теперь можно мечтать?

     — А мечта всегда есть. Я ведь был готов к тому, что стану чемпионом. Это если не кататься и не тренироваться, а выиграть, то может снести голову. А я был готов. Сейчас буду стремиться к успеху хотя бы на российском уровне в новом деле, бизнесе или чем я там буду заниматься.

     — Пройдя такой великолепный спортивный путь, ты можешь сказать, есть ли действительно плохие приметы или нет?

     — Плохая примета — это когда касаешься попой льда.

Василий Соловьев, 2002г.
интервью опубликовано на персональном сайте Василия Соловьева и в других источниках никогда напечатано не было